
"В России, всегда так бывает, появились ура-патриоты, которые начали выть и кричать, осуждать Путина, требовать от него не прекращать уголовные дела, ловить, мочить, сажать. Вот это то, от чего я хотел бы предостеречь и нас, и российское общество.
Когда разворачивалась, как президент Путин назвал ее, эта смута в России, как-то все под веником сидели. Матвиенко оказалась мужественной, Володин, патриарх, пара человек - и все. А после драки руками мы умеем махать, ох как умеем, и советовать: "Мочить, мочить и мочить". Слушайте, ну есть кого мочить, особенно знаете где. Есть кого сажать там, где это нужно.
… Итак, пятница. Получая редкую информацию о том, что происходит в России, в Ростове, на юге, я как-то и внимания особо не обращал.
Но к утру субботы с 8 часов утра мне уже поступает тревожная информация о ситуации. Через ФСБ и наш Комитет госбезопасности мне докладывают: президент Путин хочет связаться. Задал (Путину) несколько вопросов, в том числе и про противодействие этому, и понял, что ситуация сложная. Не буду конкретизировать эту часть разговора.
Самое опасное, как я понял, - это не в том, какая она была, ситуация, а как она могла развиваться и ее последствия. Я также понял: принято жестокое решение (оно и прозвучало подтекстом в выступлении Путина) - мочить. Я предложил Путину не торопиться. Давай, говорю, поговорим с Пригожиным, с командирами его. На что он мне сказал: "Слушай, Саша, бесполезно. Он даже трубку не берет, ни с кем разговаривать не хочет".
Я спрашиваю: "Где он?" - "В Ростове". Я говорю: "Хорошо. Худой мир лучше любой войны. Не торопись. Я попробую с ним связаться". Он в очередной раз говорит: "Это бесполезно". Я говорю: "Хорошо, подожди". Где-то мы разговаривали, наверное, с полчаса. Потом он меня проинформировал, что на фронте. Помню его слова: "Ты знаешь, а на фронте, как ни странно, лучше, чем когда-либо было". Я говорю: "Вот видишь, не все так печально".
В 11 часов… Надо было еще эти телефоны найти… Говорю: "Как с ним связаться? Дай телефон". Он говорит: "Скорее всего, у ФСБ есть телефон". Мы уточнили. Установили к середине дня целых три канала, по которым мы можем разговаривать с Ростовом...»
источник
источник
"Я говорю: "Женя, ты же знаешь Путина не меньше, чем я. Он с тобой не то что встречаться - по телефону разговаривать не будет в силу этой обстановки". Молчит.
"Но мы хотим справедливости! Нас хотят задушить! Мы пойдем на Москву!" Я говорю: "На полпути тебя просто как клопа раздавят. Несмотря на то, что войска (мне об этом Путин долго говорил) отвлечены на соответствующем фронте". Подумай, говорю, об этом. "Нет" - такая вот эйфория.
Долго я его убеждал. И в конце сказал: "Знаешь, ты как хочешь можешь поступать. Но на меня не обижайся. Бригада подготовлена к переброске в Москву. И, как в 41-м (ты же книжки читаешь, образованный, умный человек), мы будем защищать Москву. Потому что данная ситуация не только в России.
Это и не только потому, что это вот наше Отечество. А потому что, не дай Бог, вот эта смута пошла бы по всей России, а предпосылки для этого были колоссальные, следующими были мы".
источник
Когда разворачивалась, как президент Путин назвал ее, эта смута в России, как-то все под веником сидели. Матвиенко оказалась мужественной, Володин, патриарх, пара человек - и все. А после драки руками мы умеем махать, ох как умеем, и советовать: "Мочить, мочить и мочить". Слушайте, ну есть кого мочить, особенно знаете где. Есть кого сажать там, где это нужно.
… Итак, пятница. Получая редкую информацию о том, что происходит в России, в Ростове, на юге, я как-то и внимания особо не обращал.
Но к утру субботы с 8 часов утра мне уже поступает тревожная информация о ситуации. Через ФСБ и наш Комитет госбезопасности мне докладывают: президент Путин хочет связаться. Задал (Путину) несколько вопросов, в том числе и про противодействие этому, и понял, что ситуация сложная. Не буду конкретизировать эту часть разговора.
Самое опасное, как я понял, - это не в том, какая она была, ситуация, а как она могла развиваться и ее последствия. Я также понял: принято жестокое решение (оно и прозвучало подтекстом в выступлении Путина) - мочить. Я предложил Путину не торопиться. Давай, говорю, поговорим с Пригожиным, с командирами его. На что он мне сказал: "Слушай, Саша, бесполезно. Он даже трубку не берет, ни с кем разговаривать не хочет".
Я спрашиваю: "Где он?" - "В Ростове". Я говорю: "Хорошо. Худой мир лучше любой войны. Не торопись. Я попробую с ним связаться". Он в очередной раз говорит: "Это бесполезно". Я говорю: "Хорошо, подожди". Где-то мы разговаривали, наверное, с полчаса. Потом он меня проинформировал, что на фронте. Помню его слова: "Ты знаешь, а на фронте, как ни странно, лучше, чем когда-либо было". Я говорю: "Вот видишь, не все так печально".
В 11 часов… Надо было еще эти телефоны найти… Говорю: "Как с ним связаться? Дай телефон". Он говорит: "Скорее всего, у ФСБ есть телефон". Мы уточнили. Установили к середине дня целых три канала, по которым мы можем разговаривать с Ростовом...»
источник
источник
"Я говорю: "Женя, ты же знаешь Путина не меньше, чем я. Он с тобой не то что встречаться - по телефону разговаривать не будет в силу этой обстановки". Молчит.
"Но мы хотим справедливости! Нас хотят задушить! Мы пойдем на Москву!" Я говорю: "На полпути тебя просто как клопа раздавят. Несмотря на то, что войска (мне об этом Путин долго говорил) отвлечены на соответствующем фронте". Подумай, говорю, об этом. "Нет" - такая вот эйфория.
Долго я его убеждал. И в конце сказал: "Знаешь, ты как хочешь можешь поступать. Но на меня не обижайся. Бригада подготовлена к переброске в Москву. И, как в 41-м (ты же книжки читаешь, образованный, умный человек), мы будем защищать Москву. Потому что данная ситуация не только в России.
Это и не только потому, что это вот наше Отечество. А потому что, не дай Бог, вот эта смута пошла бы по всей России, а предпосылки для этого были колоссальные, следующими были мы".
источник
Свежие комментарии